Часть I.
ГЛИСТА.
Из жизни кошек.
По соседству с нами живут англичане. Пожилая пара лет под 60. Чопорно-благопристойная. Говорят, он был начальником полиции в каком-то захолустном городке. Здесь много англичан, так как жизнь в промозглой Великобритании под старость – не сахар. В местных краях почти всегда лето, поэтому пенсию предпочитают прожигать в этом благодатном краю.
Англичане очень любят комфорт, всяческую живность и этикет. Надо отдать должное, здесь все со всеми здороваются, если даже видят человека на прогулке первый и последний раз, то обязательно его огорошат коротеньким «Хело» или более доверительным «Хай». Плюс к этому, как чёрный хлеб к борщу, поинтересуются обязательно все ли у тебя в порядке. Очень милые люди, напоминают господина Манилова.
Собственно, разговор-то не об англичанах, а об их пристрастии к животным. Поселившись в доме, первым делом, ставят во дворе миску и начинают прикармливать котов со всей округи. Стоит заметить, что местные кошки все, как на подбор – тощие, я бы даже сказал, резко поджарые и ужасно голосистые. Причём, есть они хотят в любое время суток и в огромных количествах. Всеядны и не разбалованы.
Англичане, благополучно проведя свой отпуск, уезжают, а стада кошек остаются. Так как в деревеньке постоянно кто-то приезжает, кто-то уезжает, то у кошек установлен ритуал –обходить все заселенные дома и орать противными голосами, требуя поживу.
Наш домишко облюбовала тощая кошара, которую мы прозвали «Глиста». Вот, полюбуйтесь, пожалуйста, такое совсем даже не дикое создание.

Глиста являла себя в различное время суток и жутко мяукала, когда по её мнению наступал кормленья час. Этот час определялся её личными делами и устремлениями. Дел у неё было много. Если, например, на week-end приехал в свой загородный домик сосед-грек и по их странной греческой традиции тут же разводит мангал, воняя на всю деревню запахом замоченной, а затем и зажаренной на гриле свежайшей баранины, то требовательные вопли Глисты слышались с той стороны деревни. Если же, опять же, к примеру, золотопромышленник из Ямало-Ненецкого округа выходил пообедать на веранду, то обязательно необходимо было нанести и ему визит вежливости, потому что, если оставить его без хозяйского внимания, а кошара, без сомнения, являлась хозяйкой данного района, то вполне возможен международный скандал. Кто же хочет международного скандала?
Но, особой привилегией, несомненно, пользовался домишко, в котором мы остановились, по той простейшей причине, что, как только это хитрое существо появлялось в пределах видимости и начинался безутешный плач Ярославны, то его тут же подхватывала лучшая половина человечества.
– Бедное животное, как же ты еще ходишь? – плакала одна.
– Бедолага, высохла вся от недоедания, – рыдала другая.
– Сейчас мы тебя откормим! – греческий хор.
После такой, можно сказать, ставшей традиционной прелюдии, которую мы (мужская половина) прозвали «Наш ответ на плач Ярославны», появлялась заветная мисочка с чем-нибудь вкусным и питательным. Глиста откушивала и стремительно исчезала по своим срочным кошачьим делам.
Дамы не скупились на порции Глисте, и она всё благополучно сжирала, причём, с таким остервенением и быстротой, будто голодала недели две в Ленинградскую блокаду при температуре – 30, хотя здесь ночью ниже 18 градусов не бывает. Стоит лишь отметить, что питание усиленным наркомовском пайком не принесло кошке дородности, как была – мышцы, кости и глаза, так и осталась. С огромным удовольствием Глиста угощалась чисто русскими яствами, предпочитая блинчики с мясом, и даже борщами не гнушалась, что постоянно вызывало восторг у наших дам, так как домашние животные, оставшиеся в Москве, очень разборчивы в пище, и иногда доводят до белого каления своими капризами.
Англичане народ чрезвычайно практичный, поэтому кошек прикармливают с корыстной целью уничтожения окрестных грызунов. В анналах истории деревни был случай, когда в отсутствии хозяев, грызуны пробрались в дом по канализации и водостоку, сумев прогрызть пластмассовые трубы и «навели порядок» в домах. Одному пришлось менять посудомоечную машину (через водосток этого агрегата проникли), второму холодильник.
Кошек не приваживают в дом, так как, если случайно запрут бедное животное в помещении и уедут, то неминуемо обрекут его на медленную и голодную смерть, а проживают здесь, в основном, в летний период. Не знаю, как другие обитатели местного кошачьего мира, а Глиста облюбовала перголлу дома, в котором мы гостим и спокойненько там прописалась. Перголла – это обычное дополнение к жилому строению в местных краях, веранда с решётчатым деревянным навесом, увитым растениями, дающими отраду отдохновения от немилосердных лучей южного солнца.

Наша веранда, к примеру, увита мощными побегами гороха, который устилает перголлу огромным зеленым ковром, создавая причудливые заросли на уровне крыши.
Именно здесь обитает Глиста. Заросли дают благодатную тень от палящего солнца и защищают от мощного морского ветра, который в этих краях не редок и бывает иногда весьма лют. Во время шторма можно и окочуриться с непривычки.
Как это не странно, но забавное животное неожиданно и страстно полюбила Про, несмотря на то, что он уделял ей внимание, ну, не больше, чем деревянному столбу поддерживающему перголлу. После обеда, утонув в гамаке с газетой 3-х летней свежести, он вынужден был терпеть присутствие Глисты, которая норовила запрыгнуть к нему и свернуться калачиком в ногах. Неисповедимы пути твои, Господи!
Впрочем, это было бы полбеды, но кошара взяла манеру сопровождать по деревне всю нашу компанию, если в ней присутствовал Про. Выглядело это так. Ранним и душистым утром, накормив кошку, мы отправляемся на пляж. Плотно позавтракав, Глиста галопирует сзади, провожая нас до околицы деревушки, затем с чувством выполненного долга возвращается к дому. Подобное «прелюбодеяние» выводило из себя добропорядочных англичан. Первую неделю они в немом изумлении наблюдали этот «ходячий мезальянс». Постепенно изумление перерастало в негодование. Ну, а там и до войны не далеко!
Чем более проявлялась кошачья привязанность к Про, тем менее становились приятельскими отношения с соседями. Дежурные фразы типа «Хау а ю» резко сократились до отрывистого «Гав ю», что тут же нашло отражение в метком замечании Прохожего. С неистощимым юмором, он предположил, что это особый йоркширский диалект, на котором разговаривают все английские полисмены, «Боби», называют их в народе. Какое счастье, подумал я, что английские полисмены и их жены не владеют русской речью и лишены пикантной возможности оценить лингвистические изыскания Про. И тут же поделился с ним этой сермяжной правдой, присовокупив:
– Дипломатические отношения на грани разрыва. В лучшем случае – вновь холодная война. В худшем..., – тут я задумался.
– В худшем, – с лету подхватил Про, – вновь зашлют экспедиционный корпус в Архангельск.
– Угу, похоже, они считают себя в этой ситуации обманутыми игроками, которым напихали полны руки краплёных карт.
После того, как англичане в знак протеста убрали кошачью миску со своего двора, отомстив коварному и переменчивому животному, подарившему свою привязанность какому-то..., тьфу, стыдно произнести, прохожему, тот, в свою очередь, резко позабыл все английские слова. – Начисто отрубило! – говорил он. Теперь традиционные morning, evening, how are you при встречах приобретали просто-таки балаганный характер. Если англичане, скороговоркой выплюнув общепринятые приветствия, спешили ретироваться, то Прохожий, наоборот, видя жертв неразделенной кошачьей любви, останавливался, снимал панаму, мило раскланивался и на чистом русско-московском диалекте громко на всю деревню, приветствовал: – Здравствуйте, островитяне дорогие! Как поживает ваша жаба? Слава Богу?! Ну, и дай ей Бог здоровья!
Если при этом присутствовала кошка, обычно сопровождающая Про, то она садилась на тротуар и хитрющими глазами наблюдала всю эту дикую и завораживающую сцену.
Резонёрствуя над причинами такого «чисто английского» поведение соседей, Про пустился в глобальное путешествие по истории Великобритании, а также заодно нелестно прошёлся и по ея национальной культуре.
– Нация эквилибристов, имеющая в арсенале Генриха VIII и шесть его частично ликвидированных жен, не в состоянии принять и осознать принцип мирного сосуществования. Ты только подумай, – вещал он из гамака, аккомпанируя себе бокалом красного вина, – продавщица апельсинов становится на многие годы фавориткой и политическим флюгером Карла II исключительно благодаря своим сценическим выходкам и розыгрышам. С другой стороны, германская ветвь владетелей Гольштайн-Готторпских на английском престоле наложила свой отпечаток вырождения на лицо некогда процветающей и жизнерадостной нации.
Глиста, раскачиваясь вместе с гамаком в ногах Про, счастливо щурилась, во всём соглашаясь со своим кумиром.
– Оу! – только и смог вымолвить я.
– Да, не побоюсь этого слова. В какой еще стране, кроме Англии, для удовлетворения своих низменных прихотей человек открывает гостиницу для спаивания мужей путешествующих дам, переодевается старухой и, наконец, открывает врачебный кабинет, не имея медицинского образования?
– Оу! – делаю я дебильное выражение лица, как Алан Бибигонович (и если ему для этого вообще не требуется усилий, то мне необходимы не малые), когда его спрашивают о том, куда он засунул 15 млн. руб., выделенных на кадастрацию всей ЮО.
– И вся эта напряженная «деятельность» лорда Рочестера сочетается еще с титаническим пьянством, формы которого нам тоже не легко представить, если учесть, что по свидетельству современников, почтенный лорд однажды не выходил из запоя в течении... пяти лет!
– ОУ! – бьет меня лихоманка зарождающегося отвращения ко всем англичанам.
– Что ты, как филин, аукаешь? – раздраженно реагирует Про, осушив бокал вина до дна, – заплутал в моих мыслях?
– Оу! – прячу смех, – Слов НЕТ!
– Таким образом, – продолжал вещать Про, – образчики английского быта убеждают меня в особом, бытовом происхождении тех трюков и каламбуров, которыми уснащены английские комедии XVI – XVII веков.
– О!
– Лучше помолчи. Елизаветинскую драму даже брать не будем. Но и вся последующая проторенная захватническими аномалиями объединенного королевства столбовая дорога английской комедии питается розыгрышами той же самой безобразной британской жизни, распространенной колониальной политикой минимум на половину мира.
– Оу!
– Возьмем «Приключение Перегрина Пикля» Смолетта. Молодой мерзавец додумался, чтобы свести в могилу свою престарелую и состоятельную родственницу, обуть её любимую кошку в скорлупки из-под орехов. Ну, и что это, по-твоему?
– Оу! По-моему, это идея! – наслаждаюсь виски, которое здесь дешевле ровно в 2 раза, чем в РФии, поэтому готов дискутировать круглогодично. Тёплое южное солнце навевает дрёму. Наверное, это и есть счастье. Концепция вот-вот перерастет в сверкающую парадоксами экспозицию «12-й ночи», одно из любимых произведений самого Про, где Мальволио окажется знакомым всем – лакеем Кокойты, а графиня Оливия – Дмитрием Анатольевичем. В нетерпеливом ожидании этого фейерверка фантазии «я еще хлебнул чуток...».
– Думаешь? – схватывает мысль на лету Про. – Да, было бы забавно понаблюдать за физиономиями соседей, когда Глиста, бренча «шпорами», пройдется ночью по их двору и черепичной крыше. Старик Эразм перевернется в гробу от восторга.
– Угу!
Услышав высокоинтеллектуальный театрально-литературный диалог, не выдержала моя жена, человек прямой, иногда аж до тягчайших слёз огорчения (моих).
– Если вы, подростки престарелого возраста, не прекратите издеваться над бедными стариками, – грозно сказала она, – то я безжалостно лишу вас довольствия.
В этом месте необходимо сделать небольшое, но очень важное лирическое отступление. В местных маленьких и уютных тавернах удивительно вкусно и быстро готовят. Несомненным преимуществом также является относительная дешевизна. Например, посидеть вчетвером за бутылочкой-второй белого вина после морского купания, когда разыграется аппетит, очень даже не дурственно.
Вам предложат огромное меню, но выбирать рекомендую рыбу, т.к. ресторанчики получают её с пылу с жару, то есть утренним уловом, потому что содержат рыбачьи фелюги. И вот вам подадут прекрасно зажаренную нежную рыбу-гриль с желтовато-коричневым картофелем фри, к этому присовокупят три местных соуса (получившие в нашей К* простонародное название – «замазки»), основу которых составляет бесподобный овечий сыр, плов из риса с овощами, солёные оливки, и в финале (after all meals – special for makedon) – ядрёно бьющая в ноздри чашечка турецкого кофе обязательно с каким-нибудь десертом, подарком от хозяина ресторанчика. Стоит сие отдохновение на всю компанию в пределах 35 – 45 евро, включая чаевые. Порции такие, что можно совершенно спокойно обожраться! Лепота!
Но, ежедневно вкушать дары греческой кухни не выдержит никакая русская душа! Окочурится! Неделя-вторая и перепробовано уже все, что можно. Бог ты мой! Хочется борща с пампушками, рассольника, пельменей, рулетов и котлет с гречневой кашей, наконец, пирожков с рубленным яйцом и грибами. Солёного огурца к водке! Гены, едрёна-матрёна, это тебе не хрен к салату. И всё это у нас было! И вот это наше ВСЁ объявило ультиматум!
– Гы-гы-гы, – сказал я, вяло пытаясь противостоять наступлению тоталитарного матриархата, – любовь не вздохи на скамейке.
– Насчёт бедных англичан готов поспорить, – неуверенно произнёс Про, но увидев мой подстрекательский взгляд, добавил, – послушайте, женщина, зачем вы лезете в международные отношения?
– Имеющий уши, да услышит, – выразительно посмотрев на меня, проговорила жена и ушла колдовать над «клефтико» (ударение на втором слоге), что в переводе с местного кулинарного наречия означает – баранина, тушенная в овощах и томатном соусе.
Постепенно чарующий запах этого умопомрачительного блюда обволакивал наше голодное обоняние, соблазняя и обещая, если не райские кущи, то уж праздник живота обязательно.
– Готов поспорить на порцию клефтико, – философски заметил я, – что твоя принципиальная позиция в деле защиты животных потерпит позорное фиаско при столкновении с кулинарным шантажом со стороны моей жены, пытающейся путем лишения тебя порции похлебки с мясом навязать чуждую нам и гнилую мелкобуржуазную мораль. Будь же мужиком, Про! Не поддавайся на провокации! Где он, наш ответ Керзону? В конце концов, помни о том, кто развязал две мировые войны и наплодил бесчисленное количество кровавых революций!
– Полагаешь, именно наши соседи? – меланхолично спросил Про. – Впрочем, торг здесь не уместен! – добавил он с голодным блеском в глазах.
– Таким образом, – констатировал я обреченно, – за миску похлебки ты готов продать убеждения и идеалы? А там, глядишь, и Родину?! Сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст!
– Ну, уж сразу и Родину, – пытался выкрутиться из двусмысленной ситуации Прохожий, – за одну тарелку вряд ли. Вот, если бы за две... Хотя, вот послушай: «Мы, русские, искони были люди смирные и умы смиренные (выделял интонационно). Так воспитала нас наша церковь. Горе нам, если мы изменим ее мудрому учению (вновь интонационный нажим); ему мы обязаны своими лучшими свойствами, свойствами народными, своим величием, своим значением в мире. Пути наши не те, по которым идут другие народы...».
– Учён ты больно, – с чувством глубочайшей грусти о проваленной операции ответствовал я, – не к добру! Недаром автор цитаты дуркой кончил!
– Хватит болтать, – прервала дискуссию жена, – мухой к столу, остынет! Чтобы я больше о пакостях старикам не слышала!
Перейдя на вторую веранду, мы увидели идиллическую картину – тощая кошка с отчаянной быстротой, обжигаясь, пожирала еще горячее клефтико.