Оригинальные памятники Центральной Азии – оленные камни, каменные стелы с изображениями оружия, поясов, украшений и животных, являются предметом изучения уже длительное время и библиография по ним довольно обширна. В данной статье нет необходимости еще раз обращаться к истории их изучения, достаточно основательно рассмотренной в недавно вышедшей обобщающей монографии по оленным камням Д.Г. Савинова [1994], к которой я и отсылаю читателя.

Попытки решить вопрос о том, какую информацию несут в себе оленные камни, предпринимались неоднократно. Остановлюсь лишь на некоторых из них, наиболее характерных. Так, по В.В. Волкову, оленные камни являются, прежде всего, фигурами воинов, надмогильными изваяниями, но они могут служить и важными элементами культовых сооружений. Изображения оленей и лошадей – животных, посвященных солнечному божеству, являются символами солнца [Волков, 1967, с. 78–79].

М.Л. Подольский отождествляет оленные камни с моделирующим систему мироздания мировым столбом. Разделив изображения на них на три зоны, он считает их трехчастной моделью мира [Подольский, 1987, с. 130–132]. По мнению В.С. Ольховского, оленные камни являются образами мирового столпа, мирового дерева, а также фаллоса [1989, с. 54]. Так же как и М.Л. Подольский, он делит изображения на зоны и дает объяснение их содержания исходя из текстов Ригведы.

С.С. Сорокин считает оленные камни олицетворением священной коновязи [1987, с. 12–14].

По Э.А. Новгородовой, это памятники, связанные с культом предков, олицетворение «оленя (позднее коня) – предка, солнца, тотема». Разделивизображения на три зоны, она видит их в единстве, передающем суть строения вселенной [1984, с. 105–109]. По мнению М.Е. Килуновской, олень на оленных камнях является символом солнечного божества, и объяснение семантики его образа можно найти в Ригведе, Махабхарате, Авесте и эпосе о Гильгамеше [1984, с. 26–28]. В.Д. Кубарев считает оленные камни стилизованными изваяниями особо почитаемых древних воинов, вместилищем душ умерших [1979, 3, с. 84–90].

На мой взгляд, наиболее интересное объяснение оленным камням дано В.Н. Добжанским, справедливо оценившим предметы вооружения на оленных камнях как сакрализованные. По его мнению, оленные камни отражают сложившуюся практику устанавливать после смерти выдающегося воина изваяния, в которых герой узнавался по его воинским атрибутам, и эти изваяния являются отражением начальных этапов формирования героического эпоса [1984, с. 108–111].

В данной статье мне хотелось бы остановиться на одном из изображений на оленных камнях 1-го типа по Д.Г. Савинову [1994, с. 119–126, табл. 1–3].

На них доминирующими и определяющими весь облик камня являются крупные изображения стилизованных оленей, которые, собственно, и дали название всей этой группе памятников. Олени имеют непропорционально удлиненные туловища с характерными плавными изгибами, клювовидные морды и длинные ветвистые рога, составленные из S-образных отростков. Ноги или вообще отсутствуют, или непропорционально малы и показаны достаточно символично, порой просто в виде небольших отростков. В целом нельзя не заметить, что они являются второстепенным элементом, а основными, выделенными частями данных рисунков являются туловище и рога.

В то же время другие изображения животных (хищники, кони, кабаны, олени, козлы), порой встречающиеся вместе со стилизованными оленями на одной стеле, пропорциональны и исполнены достаточно реалистично, хотя и создают впечатление некоторой стилизации. Но это, скорее всего, не стилизация, а отражение сложившегося определенного изобразительного канона. Совершенно реалистично на стелах изображены предметы вооружения, а также украшения и пояса. На них проработаны иногда даже мелкие детали. Так, например, особо тщательно проработаны очертания больших ножей (скорее всего это воинская принадлежность) и кинжалов, где абсолютно узнаваемы зооморфные навершия, а также характерные трапециевидные расширения оконечностей ножен. То же можно сказать и о изображениях серег, оселков, поясов и других предметов (рис. 1, 2).

Рис. 1. Бронзовые ножны карасукского кинжала с трапециевидным окончанием (а). Изображение кинжала и оселка на оленных камнях (б).

Обращают на себя внимание высокое мастерство и технический уровень исполнения всех изображений. Они имеют четкие очертания и тщательно отшлифованные поверхности. Данное обстоятельство позволяет предположить, что мы имеем здесь дело с древней, достигшей высокого уровня традицией обработки камня. Где лежат ее истоки и происходило развитие, на сегодняшний день неизвестно и, собственно, вопрос этот в науке до сих пор не рассматривался. Остается лишь сожалеть о том, что для оленных камней мы располагаем лишь различного качества рисунками изображений на них, или фотографиями, не дающих цельного представления об этих великолепных памятниках. В этой связи можно лишь отметить, что подобная техника обработки изображений на камне – прошлифовка линий, своего рода их «врезание» в камень, а также тщательная прошлифовка поверхностей – в Центральной Азии известны пока только в памятниках окуневской культуры [Наглер, 2001, с. 116–117], a преемственность в изобразительной традиции окуневских стел и оленных камней давно отмечена (см., напр. [Кубарев, 1979, с. 91–97; Дэвлет, с. 1976, 29–30]). Уже неоднократно высказывалось предположение о том, что «врезание» изображения в камень имеет свои истоки в дере

Рис. 2. Карасукские бронзовые ножи. вянной резьбе. Наличие в погребальных сооружениях Центральной Азии деревянных столбов фиксировалось в том числе и в таких памятниках, как Аржан 1 [Чугунов, 2007, с. 105–109].

Таким образом, оленные камни демонстрируют со всей очевидностью, что все изображенные на них предметы и животные реалистичны, а единственным исключением являются стилизованные олени, у которых, строго говоря, оленьими являются только рога, в то же время туловище чрезмерно удлинено и по своим пропорциям не имеет ничего общего с реальным оленьим туловищем. Его передняя часть всегда в большей или меньшей степени изогнута вверх, сужается к концу и завершается круглым глазом и длинными губами, напоминающими птичий клюв. Голова совершенно не выделена, задняя часть туловища иногда имеет слабый изгиб книзу. Границей передней и задней частей туловища служит треугольный выступ. Если мы уберем с рисунка рога и ноги (которые и для создателей данных изображений не всегда были обязательны), то выясняется, что оленьего туловища, собственно туловища какого-либо животного на рисунке нет, и в этом случае выступают на передний план и начинают играть решающую роль детали, которые до сих пор ускользнули от внимания исследователей. Эти детали оказываются определяющими, и они сообщают «оленьим туловищам» совершенно иной образ – перед нами достаточно реалистичное изображение карасукского ножа с его характерным изгибом клинка. Причем, как и на других предметах с оленных камней, здесь встречаются проработанные детали и орнаментация (рис. 3, а–в). Следовательно, то, что мы воспринимаем как стилизованного оленя, на самом деле совершенно очевидно является изображением ножа, конец изогнутого острия которого увенчан оленьими рогами (рис. 4). Интерпретация длинных, напоминающих птичий клюв губ весьма затруднительна. Но представляется весьма заманчивым привлечь в данном случае идею, предложенную

Рис. 3. Стилизованные олени на оленном камне. Полное изображение (а), изображение «туловища» (б), соответствующие им бронзовые ножи (в).

Рис. 4. Бронзовый нож и элементы образа оленя на оленных камнях (голова, рога, ноги).

недавно Д.В. Черемисиным, видеть здесь образ птицы, в частности журавля [Черемисин, 2009, с. 85–94]. Общий птичий облик головных уборов, увенчанных деревянной фигуркой в виде птичьей головки, у пазырыкцев надежно установлен после раскопок курганов с мерзлотой [Полосьмак, 1994, 29, рис. 19; с. 40–43, рис. 34–38; Полосьмак, 1999, с. 150; Полосьмак, 2001, с. 306, табл. XIX; Moлодин, 2000, с. 104–105, рис. 125; Молодин, 2007, с. 48–49, рис. 9]. Нельзя исключить того, что данный образ играл важную роль уже в эпоху оленных камней и продолжал жить в скифскую эпоху на Алтае. Тем более что данный случай не единственный. Семантическая связка «нож-олень» представлена на тагарских ножах из Минусинской котловины, ручки которых украшены изображениями увенчанных рогами оленьих голов (в некоторых случаях и оленей целиком), причем они направлены вверх, к острию. На одном из ножей расположение оленя обратное, но он направлен головой в сторону расположенной над ним птицы (рис. 5, 3). Вышивка в виде стилизованных оленьих рогов, направленных к острию, представлена на ножнах, в которых помещены кинжал и нож (рис. 6) (Могильник у Сарагашенского озера, близ с. Батени, раскопки М.П. Грязнова, 1963 г. [Завитухина, 1983, с. 61, 145, рис. 149]).*

Рис. 5. Тагарские бронзовые ножи с изображениями оленьих рогов (оленей) и их прорисовки.

Итак, на оленных камнях 1-го типа изображен не олень, а увенчанный оленьими рогами нож, и это в сочетании с другими предметами вооружения придает памятнику совершенно определенное, а в данном случае и законченное смысловое наполнение. Оно вступает в противоречие с большинством привычных, устоявшихся представлений о семантике этого изображения, а некоторые из них, такие как, например, фаллическое или со

Рис. 6. Кинжал (а) и подкинжальный нож (б) в ножнах с вышитым изображением стилизованных оленьих рогов.

лярное, вообще ставит под сомнение. Представляются также малореальными для скотоводческой среды конца 2-го – начала 1-го тыс. до н.э. и весьма сложные философские концепции о системах мироздания. Многочисленные попытки объяснить смысл рассматриваемых здесь изображений опираясь на такие тексты как Ригведа, Махабхарата, не говоря уже о Авесте и эпосе о Гильгамеше, вряд ли будут и в дальнейшем достаточно продуктивны.

Упоминавшаяся выше оценка В.Н. Добжанским смыслового значения оленных камней как изваяний, отразивших начальные этапы формирования героического эпоса, которые устанавливались после смерти выдающихся воинов, в которых они узнавались по сакрализованным предметам вооружения, в связи с новым прочтением образа «оленя» выглядит более близкой к реалиям и обоснованной. Это прочтение находит наиболее достоверное объяснение в дошедшем до нас героическом эпосе ранних кочевников Евразии. Семантическое гнездо, включающее

Рис. 7. Осетинский цырт (1) и казахский кулпытас (2).

в себя понятия «выдающийся воин», «геройолень» находит наиболее реальное объяснение в осетинском языке. Олень – популярнейшее в фольклоре осетин животное. Для мужчины является очень лестным сравнение его с оленем (осет. Саглæг – олень-мужчина, добрый молодец) [Абаев, 1979, с. 11–16]. Осетинское устное народное творчество сохранило связку понятий геройолень-мужчина (осет. нæртон-саг-лæг). Так, в одной из осетинских легенд повествуется о том, как два разбойника увидели груженную дровами арбу, которую тянули два огромных быка. Один из них предложил убить владельца арбы и завладеть быками, но, увидев владельца этих быков, второй сказал ему: «Дæ хуыздæрау фæуай, кæд дзæгъæлы цы дзурыс! Сугты сæр бады нæртон саг лæг, уыцы цыдæй цæуынц йæ дыууæ галы; хъæддзау уыдонмæ кæсын, уыдон тæрынæй æндæр ницы кусы, – уæд та ма уыдон къухы бафтой? Хæйрæг куы фестай, уæддæр сын ницы амал æрцæудзæн». Перевод с осетинского: «...зря ты такое говоришь! Наверху, на дровах, сидит нарт-олень-мужчина, его быки идут ровно, они его помощники и никакой другой работы, кроме как ими управлять, у него нет. Так что удастся ли их нам получить в руки? Даже если ты чертом обернешься, все равно у тебя ничего не получится» [Салагаева, 1990, с. 206–207].

Особенно полное понимание смысла рассматриваемого здесь изображения на оленном камне дает Нартский эпос народов Северного Кавказа и, прежде всего, его ираноязычная осетинская версия, являющаяся по мнению специалистов наиболее архаичной, древнейшие циклы которой сложились в эпоху раннего железа. Согласно новейшим исследованиям, Нартиада не поэтическое произведение, а свод религиозных текстов и норм поведения скифской военной аристократии [Чочиев, 1996, с. 247; Наглер, 2003, с. 221].

В одном из эпизодов осетинского Нартского эпоса повествуется о учреждении богом воинов Уастерджи похоронного культа «сиятельнорожденных» – воинской элиты, элементом которого является установление в память героя поминального столба с оленьими рогами (осет. Цыртцаваен). «...Дзерассæ ‘мæ цæ Уастырджи уым баныгæдтой. Стæй йын Дзерассæ афтæ зæгъы Уастырджийæн: «Æххæст цын цырт сараз, зæххы ‘мвæз куыннæ уой...Уастырджи дыггаг хатт æркъуырдта зæхх, æмæ рæсугъд цырт саджы сытимæ фестади сæ уæлæ». Перевод с осетинского: Уастерджи ударил по земле и образовалась могила. Дзерасса и Уастерджи их там похоронили (Ахсара и Ахсартага, родоначальников нартской военной элиты). Потом Дзерасса сказала Уастерджи: «В завершение сделай им цырт, чтобы они не были вровень с землей». Уастерджи ударил второй раз по земле и красивый цырт с оленьими рогами появился над ними [Нартский эпос, 1989, с. 183]. В последние годы в Осетии было опубликовано на осетинском языке многотомное полное издание Нартиады**.

Завершая данное сообщение, хотелось бы отметить, что осетины и в наше время устанавливают на родовых кладбищах памятные стелыцырты в честь мужчин, погибших где-либо на чужбине и не нашедших успокоения в родной земле. Они устанавливаются родственниками погибшего рядом с могилами близких, и у них производится обряд поминовения такой же, как и у действительных могил. Раньше цырты устанавливались и как придорожные памятники в память о выдающихся личностях. Осетинский цырт представляет собой прямоугольную в сечении стелу, на которой совершенно реалистично и детально изображены предметы быта, вооружения, газыри от черкески, кони. Верх цырта закруглен, и на нем с лицевой стороны часто выбито изображение многолучевой свастики или похожей на нее розеты (рис. 7, 1).

В этой связи представляют значительный интерес западно-казахстанские погребальные каменные стелы – кулпытасы, проанализированные в монографии С.И. Аджигалиева [1994]. По мнению специалистов, культурно-традиционное своеобразие западных казахов связано с основополагающим влиянием массагетского субстрата на этносы Арало-Каспия в течение более тысячелетия. Среди большого количества типов кулпытасов особый интерес для нас представляет «декоративно-эпиграфический» [Там же, с. 23–24, 64, 99], распространенный в южных районах Прикаспия. Это стелы, на которых изображены предметы воинского снаряжения (пояса, переметные сумы) и вооружения (секиры, сабли, копья, луки, ружья). Как и на осетинских цыртах, изображения отличаются большой достоверностью, проработкой деталей (рис. 7, 2). Истоки генезиса кулпытасов С.И. Аджигалиев видит в оленных камнях, считая их коновязными жертвенными столбами, установленными у могил или поминальных памятников и посвященными высшему солнечному божеству. Кулпытасы завершают длительное развитие этой идеи и вида памятников, существовавшего многие столетия в виде деревянных столбов, до нас не дошедших [Там же, с. 135–138].

Таким образом, стилизованные олени на оленных камнях – это составное изображение, двумя главными частями которого являются реалистично выполненные нож и оленьи рога. Оно несет в себе следующую информацию: мужчина (олень) – меч-герой, меч-бог. В нартском эпосе эти понятия слились в образе рожденного небом Батраза, одного из основных героев нартских сказаний [Дюмезиль, 1977, с. 256–257]. С появлением на арене Батраза нартское общество качественно изменяется. Главенствующую роль в нем начинает играть воинская элита, главным богом стал бог войны Уас [Чочиев, 1985, с. 201–209, 213–216]. Предметы вооружения, такие как лук, боевой топор, оселок, пояс – сакрализуются, а кинжал (меч) к тому же обретает душу. Таким образом, материалы нартского эпоса наилучшим, как мне кажется, образом помогают нам понять не только смысл стилизованного «оленя», но и всей информации, которая сосредоточена в оленных камнях. Не менее важным является то очевидное обстоятельство, что они являются археологическим свидетельством эпохальных изменений в обществе, связанных со становлением воинской элиты и ее обожествляемых предводителей; и происходило это не в эпоху раннего железа, а значительно раньше, уже в эпоху поздней бронзы.

*На изображения, представленные на тагарских ножах, посоветовал мне обратить внимание К.В. Чугунов. Он же предоставил мне фотографию ножен, за что выражаю ему мою искреннюю признательность.

**Перевод осетинских текстов на русский язык для данной статьи сделан А.Р. Чочиевым, за что выражаю ему сердечную признательность.


Список литературы

Абаев В.И. Историко-этимологический словарь осетинского языка. – Л.: Наука, 1979. – Т. 3. – 358 с.

Аджигалиев С.И. Генезис традиционной погребальнокультовой архитектуры западного Казахстана (на основе исследования малых форм). – Алматы: Гылым, 1994. – 260 с.

Волков В.В. Бронзовый и ранний железный век Северной Монголии. – Улан-Батор: Шинжлэх Ухааны Академийн Хэвлэл, 1967.

Добжанский В.Н. Новые аспекты проблемы оленных камней: тез. докл. Второй археол. конф. «Скифо-сибирский мир (искусство и идеология)». – Кемерово, 1984. – С. 108–111.

Дэвлет М.А. Петроглифы Улуг-Хема. – М.: Наука, 1976. – 119 с.

Дюмезиль Ж. Осетинский эпос и мифология. – М.: Наука, 1977. – 276 с.

Завитухина М.П. Древнее искусство на Енисее. Скифское время. – Л.: Наука, 1983. – 190 с.

Килуновская M.E. Интерпретация оленя в скифо-сибирском искусстве (по материалам петроглифов и оленных камней): тез. докл. Второй археол. конф. «Скифосибирский мир (искусство и идеология)». – Кемерово, 1984. – С. 26–28.

Кубарев В.Д. Древние изваяния Алтая. Оленные камни. – Новосибирск: Наука, 1979. – 120 с.

Молодин В.И. Культурно-историческая характеристика погребального комплекса № 3 могильника ВерхКальджин II // Феномен алтайских мумий. – Новоси-бирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2000. – С. 86–119.

Молодин В.И. Исследования Российско-Германско-Монгольской экспедиции на северо-западе Монголии летом 2006 г. // РА. – 2007. – № 4. – С. 42–50.

Наглер А. К проблеме формирования скифо-сибирского звериного стиля // Третья Кубанская археологическая конференция: тез. докл. – Краснодар, 2001. – С. 115–121.

Наглер А. Курган могильника Байкара – святилище скифского времени // Парцингер Г., Зайберт В., Наглер А., Плешаков А. Большой курган Байкара. Исследование скифского святилища. – Майнц: Филипп фон Зайберт, 2003. – С. 221–229. – (Аrchaologie in Eurasien; N 19).

Нартский эпос. – Владикавказ: Ир, 1989. – Т. 1. – 211 с. (на осет. яз.).

Новгородова Э.А. Мир петроглифов Монголии. – М.: Наука, 1984. – 168 с.

Ольховский В.С. Оленные камни (к семантике образа) // СА. – 1989. – № 1. – С. 48–62.

Подольский М.Л. Окуневские изваяния и оленные камни // Скифо-сибирский мир. Искусство и идеология. – Новосибирск: Наука, 1987. – С. 127–132.

Полосьмак Н.В. «Стерегущие золото грифы» (Ак-Алахинские курганы). – Новосибирск: Наука, 1994. – 124 с.

Полосьмак Н.В. Воинские шлемы пазырыкцев. Итоги изучения скифской эпохи Алтая и сопредельных территорий. – Барнаул: Изд-во Алт. гос. ун-та, 1999. – С. 148–151.

Полосьмак Н.В. Всадники Укока. – Новосибирск: Инфолио, 2001. – 335 с.

Савинов Д.Г. Оленные камни в культуре кочевников Евразии. – СПб.: Изд-во СПбГУ, 1994. – 208 с.

Салагаева З. Легенда о двух ворах. Памятники народного творчества осетин. Владикавказ: ИР, 1990. – Т. 2. – 456 с.

Сорокин С.С. К семантике некоторых археологических памятников ранних кочевников (К проблеме этнической истории тюркоязычных народов Сибири) // Проблемы происхождения и этнической истории тюркских народов Сибири. – Томск: Изд-во Том. гос. ун-та, 1987. – С. 12–14.

Черемисин Д.В. О семантике орнитоморфных персонажей звериного стиля в ритуальной атрибутике пазырыкских курганов. Проблемы изучения первобытного искусства // Археология, этнография и антропология Евразии. – 2009. – № 1. – С. 85–94.

Чочиев А.Р. Очерки истории социальной культуры осетин. – Цхинвали: Ирыстон, 1985. – 286 с.

Чочиев А.Р. Нарты-арии. – М.: Акалис, 1996. – 264 с.

Чугунов К.В. Оленные камни и стелы в контексте элитных комплексов Саяно-Алтая // Каменная скульптура и мелкая пластика древних и средневековых народов Евразии. – Барнаул, 2007. – Вып. 3. – С. 105–109.